Тигр Тома Трейси. Страница 7

— Если нужно.

— Это есть справедливо?

— Не знаю. А по-вашему как?

— Я тоже не знай, — ответил доктор. — Я знай отшен мало. Отшен, отшен, отшен мало. Ах-ха. Вопрос психиатрия: ви есть сумасшедший?

— Да, конечно.

Старичок посмотрел на дверь и приложил палец к губам.

— Тихо, — прошептал он.

— Я сумасшедший оттого, что они ранили тигра, — продолжал Том, — оттого, что еще раньше они посадили его в клетку, оттого, что его отдали в цирк. Но, кроме того, я сумасшедший от рождения.

— Я тоже, но это есть информация не сказать. — Доктор Пингицер снова посмотрел на дверь. Вдруг он встал. — Я говорю так: этот человек есть здоров. Это они понимайт. Ах-ха! Работа конец.

Он громко сказал:

— О’кэй, пошалуста!

Первым вошел Хьюзинга, а вслед за ним и остальные.

Доктор Пингицер обвел взглядом лица и стал ждать тишины. А потом он сказал:

— Ах-ха! Этот человек есть здоров.

Какой-то мужчина, совсем непохожий на доктора Пингицера, вышел вперед и сказал:

— Доктор Пингицер, я доктор Скаттер, главный психиатр острова Манхэттен. Могу я узнать, каким путем вы пришли к такому заключению?

— Нет, — ответил доктор Пингицер и повернулся к Тому Трейси. — До свиданья, мой мальшик.

— До свиданья, — ответил Том.

Доктор Пингицер оглядел присутствующих и пошел к двери.

Пока он шел, его сфотографировали газетные фотографы, и один из них спросил:

— Как насчет черной пантеры, доктор Пингицер? Действительно ли она его, как он говорит?

— Я имел обследовать его, а не черный пантер, — ответил доктор.

К доктору Пингицеру шагнул другой репортер:

— Доктор, почему черная пантера его не тронула?

— Не знай, — ответил доктор Пингицер.

— Неужели из разговора с ним вы ничего об этом не узнали? — не отставал репортер.

— Нитшего, — ответил доктор Пингицер.

— Ну, а как быть, если черная пантера свободно разгуливает по городу? — спросил репортер.

— Это не есть проблем психиатрия, — ответил доктор.

— А какая же?

— Откуда есть этот черный пантер?

— Из цирка.

— Цирковой проблем, — сказал доктор Пингицер и вышел из комнаты.

Все окружили доктора Скаттера, которого совсем не удовлетворили ни заключение доктора Пингицера, ни его манеры.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Томас Трейси, прогуливаясь по улице с тигром, не нарушил этим никакого закона.

Однако то, что он сделал, настолько выходило за рамки обычного, было так неправдоподобно, что казалось всем противозаконным и уж, во всяком случае, дерзким, опрометчивым и бестактным.

И конечно, всем и каждому было ясно, что Том безумен. Чтобы нормальный человек расхаживал по улицам с черной пантерой, сбежавшей из цирка, как будто между ним и животным полное взаимопонимание, — да такого просто не бывает!

Поэтому после ухода доктора Пингицера Томаса Трейси решил обследовать доктор Скаттер, который не мог противостоять искушению дать ответам Тома такое истолкование, которое соответствовало бы его, доктора Скаттера, воспитанию и предрассудкам.

Доктор Скаттер без всякого труда доказал, что Томас Трейси сумасшедший. Сделать это очень легко, это можно сделать с кем хочешь.

— Далее, — сказал доктор Скаттер, обращаясь ко всем, в том числе и к капитану полиции Эрлу Хьюзинге, который, единственный среди присутствующих, отказывался верить заключению доктора Скаттера и упорствовал в своем почтительном отношении к заключению доктора Пингицера, — когда обследуемого спросили, как бы он отнесся к пребыванию в течение неопределенного времени в “Бельвю”[3] для более полного и длительного психиатрического обследования, он ответил, что предпочел бы уехать домой, но если ему все же придется пробыть сколько-то времени в “Бельвю”, он постарается провести это время наилучшим образом в постарается чувствовать себя там как дома, не хуже, чем в любом другом месте, а если можно, то и лучше. Такая реакция с его стороны наводит на мысль, что, помимо ранее выявленных симптомов, у обследуемого налицо также комплекс мученичества; кроме того, реакция эта свидетельствует о психотическом высокомерии и пренебрежении к интеллектуальным возможностям общества. Обследуемый явно находится во власти бредовых идей, считает, что законы, определяющие поведение остальных членов общества, в его случае не имеют силы. В основе такой уверенности лежит длительное общение с неким воображаемым тигром, который, как заявляет обследуемый, принадлежит исключительно ему и, по его признанию, обладает даром речи — иными словами, способен общаться только с Томом Трейси. По-моему, ни у кого не может быть сомнений в том, что его необходимо отправить в “Бельвю” для обследования и лечения.

Вот как Томаса Трейси в одно прекрасное октябрьское воскресенье отправили в психиатрическую больницу “Бельвю”.

Том обнаружил, что люди там совсем сумасшедшие. И еще обнаружил, что у каждого из них есть тигр — очень больной, очень рассерженный, где-то глубоко раненный тигр, утративший чувство юмора, любовь к свободе, радость, фантазию и надежду.

Был там сын Ниммо с поникшим, умирающим тигром; дочь Пиберди с тигром, напуганным до смерти, который носился без остановки взад-вперед; Рингерт собственной персоной с тигром, похожим на усталого старого пса.

И Лора Люти, чья некогда прекрасная тигрица была теперь загнанной, истощенной и жалкой.

Без тигра был один Томас Трейси.

Тигр Тома Трейси скрывался в подвале похоронного бюро Руша, Рубелинга и Райана, что на Мэдисон-авеню, между Пятьдесят пятой и Пятьдесят шестой улицами. Там было темно и таинственно, и все ил поминало о смерти. Тигр скрывался под комнатой, где Руш, Рубелинг и Райан украшали мертвецов пудрой, румянами и улыбками.

Там и лежал его тигр в страхе и одиночестве, тоскующий и павший духом, и было у него только одно желание — умереть.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Стоит ли говорить, как повлияла на жителей Нью-Йорка история Тома Трейси и его тигра, расписанная на первых полосах всех газет; раздутая до еще больших размеров известными и неизвестными комментаторами радио и телевидения; дополненная кадрами кинохроники, где Томас Трейси и его тигр шли вместе по Пятой авеню, заходили в церковь я выходили из церкви; подтверждавшаяся фотографиями, где Том Трейси пил кофе с доктором Пингицером в обществе полицейских, психиатров, газетчиков и других?

Повлияла самым обычным образом.

Простодушные собаки, направлявшиеся в укромное место облегчиться, сталкивались с мужчинами, которые, увидев их, падали как подкошенные; женщины визжали при виде любой тени и шлепали детей, просившихся на улицу погулять.

В воскресенье вечером все сидели по домам, а многие — и в понедельник утром, так как тигр был все еще на свободе, а Томас Трейси — в “Бельвю”.

Томаса Трейси много обследовали.

Он, в свою очередь, тоже нашел своих обследователей небезынтересными.

В свободное время Томас навещал Лору Люти, которая никак не могла его вспомнить. Он завел разговор о воскресном визите в Фар-Рокауэй, но Лора, бледная и поблекшая, ничего не помнила.

— Я съел тогда шесть шоколадных конфет, — напомнил Том.

— Надо было съесть семь, — сказала Лора.

— Зачем?

— Тогда была бы одна про запас. Всегда хорошо иметь про запас. Я всегда была такого мнения.

— Иметь про запас шоколадные конфеты? — спросил Том.

— Все вообще, — ответила Лора. — Мать, отца, жизнь, удачу. Шесть хорошо, но с одной про запас еще лучше. Одна, одна, еще одна, должна же быть еще одна.

— Неужели вы не помните? — спросил Том. — Ваш отец еще пошел за мороженым.

— Мороженое тает. В этом секрет мороженого — оно тает.

— Лора, — сказал Том, — посмотрите на меня, послушайте меня.

— Ничего нет печальней тающего мороженого, — сказала Лора.

3

Психиатрическая клиника в Нью-Йорке.(Прим. перев.)